Нет, даже так — почему люди не могут не писать? Везде, в любых обстоятельствах и в любые времена? Причем речь здесь не идет ни о частной переписке, ни тем более об официальной, ни науке, ни журналистике…Хотя — почему бы и нет? Зачем сужать предмет нашего разговора? Везде есть простор для творчества, связанного со словом. Даже в переписке учреждений есть место литературно-бюрократическому гению — Вергилию присутственных мест.

Но волнует нас не это. Волнует нас то, почему для выражения себя человек — конкретный, живой, отдельный человек, с мозолями, мировоззрением и политическими взглядами — выбирает именно Слово, а не, скажем, Цвет, Звук или Камень (Дерево, иной материал)? Случайно ли это?

(Не слишком ли много вопросительных знаков на единицу площади? Не свидетельствует ли это о том, что автор сам не знает ответа на этот вопрос? Увы, да — не знает. Этот самоуничижительный агностицизм позволяет ему наговорить глупостей, оправдываясь тем, что, в сущности, никто не знает ничего окончательно и всякая истина — суть лишь чье-то частное мнение. Более того, автор не надеется, что написание этой заметки позволит ответить ему на этот вопрос, в ходе, как говорят чиновники, проговаривания проблемы. Но иногда просто интересно посмотреть, как выглядят на бумаге мысли, недавно появившиеся в голове).

Итак, мысль первая: человек выбирает слово для самовыражения из-за лени. Потому что, что может быть проще, чем писать? Для этого достаточно лишь окончить несколько классов средней школы, перелистать пару учебников по теории литературы и стихосложению — и готов стихотворец, или, не дай Бог, усердный прозаик, строчащий по двадцать-тридцать страниц убористого машинописного текста в день и мучающего потом ими редакции толстых журналов (если он сноб) или популярных издательств (если у него есть нормальное желание подзаработать и окупить хотя бы свои канцелярские расходы). А если взяться за живопись, или музыку, или скульптуру? Для живописи нужно разбираться в цвете, холстах, перспективе, уметь отличать Моне от Мане и не быть дальтоником — и это как минимум. Для музицирования требования еще строже — необходимо обладать музыкальным слухом, а это требование уже скорее анатомическое, и присуще оно очень небольшой части населения. Для скульптуры — нужно быть физически сильным, разбираться в золотых сечениях и — ну в чем там еще нужно разбираться скульптору? И еще много всяких вещей, которые, наверное, не нужны при написании литературных произведений. Еще раз повторимся — наверное, не нужны. Хотя — это кому как.

Мысль вторая: к слову приходят из экономии. В наши кризисные времена, когда на счету каждый рубль, работа со словом обходится гораздо дешевле, чем прочие виды искусства. Для этого не приходится покупать музыкальные инструменты, краски, холсты, бронзу, гипс, мрамор. Достаточно иметь бумагу (пусть даже плохонькую, пусть даже салфетку в кафе) и какую-нибудь письменную принадлежность, к каковой можно отнести любую вещь, оставляющую достаточно четкие следы. Какой-нибудь ручки или карандаша будет вполне достаточно, чтобы вписать имя автора в историю литературы. Например, Анна Ахматова писала как-то в поезде, — в котором ехала однажды куда-то после октябрьского переворота, когда экономическое положение было гораздо хуже нынешнего, — каким-то прозаическим огрызком карандаша (некоторые ее биографы утверждают, что это был кусочек бурого угля, служивший топливом для паровоза). Но и здесь можно сэкономить более решительным образом. Так, Сергей Есенин последние в жизни строки вообще написал своею кровью, что, к несчастью, дурно повлияло на его здоровье. Но это как раз тот случай, когда скупой платит дважды, так что следовать этому примеру рекомендуется лишь в крайних случаях. Образцом может послужить Владимир Ульянов-Ленин, который, сидючи в общеизвестной (что не помешало автору сих заметок запамятовать ее название) тюрьме, писывал свои послания на волю молоком. Получатели его писем грели их на свече, молоко меняло цвет с белого на коричневый, и письмо можно было прочесть. Вот так, дешево и сердито, так сказать, за казенный счет, Владимир Ильич вписал свое имя в историю — не литературы — России.

Мысль третья: из тщеславия. Мысль, с которой мы вполне готовы согласиться. Посудите сами, что может быть приятней, чем увидеть своё ФИО под своими стихами в газете (рассказом в журнале, на обложке толстой книжки в твердом переплете). А уж с развитием Интернета возможность удовлетворить свое тщеславие предоставлена каждому. Выкладываешь свои стихи на каком-нибудь тематическом сайте — и несколько десятков читателей обеспечены. Да, высокие технологии каждому дают его минуту славы. Или даже две минуты. А если повезет — то и три!

Однако всем, естественно, понятно, что не лень, не скупость, не тщеславие (или так — не только тщеславие) является побудительной причиной писательства. Просто в один прекрасный день человек берет ручку и бумагу (карандаш и салфетку, перо и пергамент) и что-то пишет на нем, и это что-то трогает (или не трогает, или трогает, но не у всех, не всегда, или не так, как хотел автор) душу читателя. Может быть, это — возможность вызвать своими писаниями отклик у другого человека, человека, который до этого вообще не имел представления не только об авторе, но и, быть может, о литературе — именно это и является причиной, побуждающей людей выходить на тяжкое единоборство со Словом?

© Вадим Султанов