Начало двадцатого века. В поезде, прорезающем красоты девственной природы загородной Франции, случайно встретились два талантливых живописца – Вламинк и Дерен. Поначалу их объединяли увлечения, никак не связанные с искусством (оба были увлечены велогонками). Но затем их разгорячённые дискуссии положили начало новому стилю. Буквально несколько лет назад погиб Ван Гог. И он ещё не успел стать легендой, но Вламинк уже чуял, куда дует ветер.

Сам он рисовать почти не учился и не переступал порога Лувра, но не комплексовал по этому поводу, а, напротив, гордился тем, что не имеет ничего общего с академизмом. К тому времени Академия уже успела стать закоснелой организацией, которая душила все новые явления в искусстве, пытаясь утвердить «вечные» и неизменные идеалы красоты. Поэтому бунтарям, осмелившимся восстать против них, пришлось объединяться. С конца девятнадцатого века в Париже действовал Салон Независимых. Примечательно, что в Салоне выставляли практически всех, кто только сумел заявить о своей творческой оригинальности, и, по замечанию посетившего Салон Луначарского, там было не слишком много качественных работ, а многие представленные живописцы достойны только того, чтобы им доверили изготавливать рекламные вывески для магазинов и лавчонок. Но там, словно золото среди тонн пустой породы, по крупицам собирались все свежие и прогрессивные явления в новой культуре.

Так произошло и с фовистами. На самом деле, на первой выставке в Осеннем Салоне они составляли меньшинство, но были самыми заметными. Рядом с ними как нарочно выставили классическую статую, за что критик Луи Воксель остроумно назвал эту экспозицию «Донателло рядом с дикими зверями» (французское слово «fauves» и значит «дикие»). Прозвищем «фовисты» их и называли в дальнейшем. А что в их работах было такого «дикого»? Прежде всего — цвета. Стоит отметить, что во времена классики у художников просто не было таких красителей, которые позволили бы создать на полотне подобную красочную феерию. Лучшим колористом считался тот, кто удачно сочетал почти серые, едва заметные цвета, как Рембрандт или Гольбейн. А тут – огромные однотонные плоскости, залитые яркими, кричащими цветами! Конечно, нельзя сказать, что так никто до них не писал (достаточно вспомнить хотя бы яркие таитянские картины Гогена).

Да и деятели группы «Наби» также писали голубое – ультрамарином, а деревья – ярко жёлтым. Но работой с цветом прославились именно фовисты. Цвет в то время считался второстепенным. Художник мог писать хоть монохром, главное – чтобы были качественно выполнены линии. И лишь фовисты поставили цвет во главу угла. Они даже отказались в своих работах от линейной перспективы. Но нельзя сказать, что перспективы на их картинах вовсе не было. Напротив, она была, но передавалась также c помощью столь любимого ими цвета.

Интересно, что во многих современных искусствоведческих статьях и учебниках по искусству фовизм называют лишь французским вариантом экспрессионизма. Но сразу бросается в глаза различие между ними и немецкой группой «Мост». На картинах Нольде – страх, агрессия, только отрицательные эмоции (что и логично – скоро Первая мировая!) А на пейзажах Дерена и Мангена – безмятежность, а сам выбор сюжетов не сильно отличается от импрессионистов. Никаких бездомных и проституток, как у раннего Пикассо (а ведь «синий период» Пикассо – само выражение экспрессионизма).

У фовистов — всё те же купальщицы, зонтики, балаганы, лодочники и гуляния. Радость жизни, мир и восторг.

Группа фовистов просуществовала недолго – всего четыре года и золотое время из них – период длиной всего года два. А затем пришёл кубизм. И тогда революция фовистов стала казаться уже делом прошедшего времени, а «звери» казались уже не такими бешеными. После Первой мировой войны Дерен и многие другие увлеклись новой классикой. И это неудивительно. Художники – люди умные и образованные, и они прекрасно понимали, что порожденная модернизмом новая философия и политика превратилась в жуткого монстра, которые стал опасен для всего человечества. Поэтому классика была для них символом мирного неба над головой. Но эпоха мира уже прошла. И «дикие звери» фовизма – ещё самые тихие и спокойные животные в безумном зверинце двадцатого века, от жестоких нападений которых мир, в конце концов, пришлось срочно спасать…